Шевченко
О.К.,
ЦАРСКИЙ КУЛЬТ НА БОСПОРЕ В НАУЧНЫХ
РАЗРАБОТКАХ РОСТОВЦЕВА М.И.
Ростовцев Михаил Иванович
Владимир Иванович Даль и судьбы русской культуры:
материалы научно-практической конференции. – Симферополь: ООО ПЦ «Московский
мост», 2003. – С. 155-163
В
огромном научном наследии, которое оставил после себя видный
русский историк и искусствовед Михаил Иванович Ростовцев,
не последнее место занимают труды, посвященные Северному
Причерноморью. Практически все они были написаны в доэмиграциоиный
период творчества ученого. Позже, в автобиографии, Михаил
Иванович напишет: «как русский, глубоко привязанный к своей
стране, я естественно, интересовался историей России в период
классической древности» [1]. Из всех известных на тот момент
античных центров Северного Причерноморья, внимание Ростовцева
привлекли города боспорского государства. Этот выбор был отнюдь
не случаен. Ведь Боспор — это такая географическая точка, в которой столкнулись
и затейливо переплелись две культуры, два антагониста древнего мира:
Эллада и северопричерноморские варвары. Подобное событие всегда
ставит перед исследователем массу вопросов: почему произошел культурный
синкретизм, в какие формы он вылился, что он оставил после себя наступающим
поколениям. За рассмотрение всех этих вопросов, с присущей ему энергией
взялся Михаил Иванович Ростовцев.
Ставя
перед собой цель всестороннего изучения взаимовлияния двух
цивилизаций, исследователь, естественно, не мог оставить в стороне
вопросов связанных с политической жизнью интересовавших его
древних народов. В этом аспекте особенно интересными являются
рассуждения ученого относительно царского культа на Боспоре,
155
засвидетельствованного наиболее четко во II—Ш вв.
н. э. Выводы Ростовцева важны для нас, прежде всего тем, что ни до него, ни
после его кончины, разработке вышеуказанной темы не было посвящено ни одного
исследования [2]. Кроме того, в свете достижений современной науки
представляются любопытными взгляды Михаила Ивановича на иранскую составляющую
Боспорского царства.
Собственно говоря,
специального исследования посвященного обожествлению боспорских царей, у
Ростовцева нет [3]. К тому же, рассуждения ученого в силу целого ряда причин не
содержат скрупулезного разбора интересующей нас темы, а носят общий характер
(впрочем, это касается многих тем, затронутых в его сочинениях) [4]. Однако
внутренняя логика высказываний ученого на интересующую нас тему, отточенная
четкость его формулировок, наводят на мысль, что он имел стройную и ясную
концепцию развития царского культа на Боспоре, или, по крайней мере, подошел к
ее пониманию настолько близко, что она оставила в его работах заметный след.
Как раз одной из задач нашей статьи и является попытка (может быть и не совсем
традиционная, но как было указано, крайне необходимая) «восстановить» теорию
М.И. Ростовцева относительно обожествления боспорских царей.
Для Ростовцева возникновение
обожествления боспорских царей было связано с двумя традициями:
эллинистической и древне -иранской. Отвечая на вопрос, какая из культур оказала
большее влияние на изначальные представление боспорян о царской власти, ученый
отдавал предпочтение эллинистической культуре III—II вв. до н. э. [5] не
отметая, впрочем, полностью и древнеиранский компонент [6]. Скорее всего,
ученый склонялся к мысли, что эллинистическая практика обожествления монарха
укоренилась и позднее впитала в себя некоторые религиозные традиции достаточно
сильно иранизированного Боспора. За подтверждением нашей точки зрения
обратимся к работам Ростовцева.
Обожествлению боспорских
царей предшествовала иранизация боспорского населения и прекращение эллинской
эмиграции на
156
берега Киммерийского Боспора (II—I вв. до
н. э.) [7]. Это, на наш взгляд(и скорее всего с точки зрения Михаила
Ивановича), было как бы подготовкой (конечно же, не боспорскими царями, а силой
куда как более могущественней — историческим процессом) для успешного внедрения
в боспорские государственные институты культа верховного правителя Непосредственно
же предтечей начала сакрализации царской персоны, явилось установление на
Боспоре власти Митридата VI Евпатора:
Митридат Евпатор VI
с этого времени
«монархия принимает, по крайней мере, в титуле, внешний вид великой персидской
монархии... боспорский царь являлся, несомненно, и «великим царем» и «царем
царей» [8], «все следы автономии гражданства после Митридата исчезают... царит
неограниченная монархическая власть, для всех подданных равная» [9]. Все
условия для обожествления верховного владыки были созданы, осталось лишь освободиться
от назойливой опеки Рима. И как только это происходит, на. боспорских монетах II в. н.
э. появляется «облик почтенного и тяжеловооруженного иранского царя,
облеченного в иранские одежды, вооруженного на ирансий лад, с длинным иранским
скипетром в руке»[10]. В этот период, когда на боспорскую царскую власть еще
накладывают свой отпечаток монархические традиции эллинизма (это в частности
заметно в монетном деле где изображается трезуб и другие говорящие эмблемы,
подчеркивающие родство боспорских царей с представителями олимпийского
пантеона), Боспор «усиленно ираниэируется по мере того как он приобретает
сравнительную самостоятельность и независимость. Иранизируется опять и религия,
и царская власть... на мелкой монете для своих подданных он (т. е. монарх — Ш.О.)
является в ореоле божьей милостью правящего царя, получающего знаки власти
своей от бога» [11]. Таким образом, отмечается взаимовлияние двух, разных
культур — явление чрезвычайно характерное для эпохи эллинизма. Для примера
возьмем верховное, божество, дарующее, власть на Боспоре, — это оказывается
Великая богиня, почитаемая местным населением, и воспринятая эллинами, как
Афродита Урания [12] (в Сасанидском Иране
Афродита Урания, дочь Урана, называется небесной, возвышенной
157
в такой роле выступает Ахура-Мазда) [13].
Ахура Мазда (справа) даёт Ардаширу символ царской власти — кольцо III в до н.э.
К III в.
н. э. на организацию царской власти все больше и больше оказывают влияния
религиозные воззрения местного населения; как писал Ростовцев, на смеггу
эллинистическо-фракийской традиции видения царской власти приходят скифские
обычаи [14], и на этот раз эллинизм уже не сможет взять реванш — его эпоха
окончательно ушла в небытие. Упав на благодатную почву, новые верования
приобретут себе многочисленных сторонников и поддержку царского дома Боспора.
Говоря о такого рода
событиях, нельзя обойти вопрос о механизме внедрения нового культа. Со всей
очевидностью можно утверждать, что боспорские правители были чрезвычайно
заинтересованы в сакрализации царской власти. Следовательно, оставлять
эволюцию этого религиозного порыва без своего контроля им было крайне не
выгодно (не исключено, что владыки Боспора сами были инициаторами своего
обожествления), и они должны были предпринять какие то шаги для укрепления
культа. Обычной практикой той эпохи (для Малой Азии и других регионов это был III—II вв.
до н. э., для Боспора, с присущей ему консервацией социальных порядков —
I—II вв. н. э.), в деле обожествления монарха было
создания союзов почитателей царского культа, хотя таких союзов было не много
[15]- Можно предположить, что Боспорские цари, учтя особенности подвластного им
региона, решили применить в своих интересах хорошо известную эллинистическую
практику для. Результатом, такой политики могло стать создание т. н. коллегий.
В свое время М.И. Ростовцев,
видимо, уделил немало времени для их изучения. Он считал, что в состав боспорских
коллегии (наиболее массовое их распространение относиться ко времени Савромата I [16]
Савромат I
)
входили представители высших слоев боспорского общества мужского пола,
способные нести военную службу. Это были своеобразные объединения знатных людей
в государственные общества военно-религиозного характера [17]. Напра-
158
шивается вопрос: могли
ли цари Боспора при создании коллегий упустить возможность внедрить в них свой
культ? Подобное мероприятие преследовало бы двоякую цель: во-первых, еще
больше сплотило бы знать и состоятельных граждан вокруг трона (подобного рода
тенденции не раз отмечал М.И. Ростовцев [18]), во-вторых, воспитывало бы в
молодом поколении верность к царской власти. Впрочем, достоверно известно лишь
то, что эти фиасы почитали Бога Высочайшего, что однако не исключает
сакрализацию монаршей власти (к тому же известно, что спутником Великого
женского божества было Великое мужское божество, которое со временем приобретет
доминирующую роль в религиозных представлениях босиорян [19]). К сожалению,
М.И. Ростовцев, описывая боспорские коллегии, сделал упор на их социальном
значении, лишь слегка коснувшись их религиозной составляющей.
В заключение хотелось бы отметить: Ростовцев
справедливо считал, что культ боспорских царей не мог быть доминирующим в
мировоззрении основной, массы босиорян, на эту роль с полным на то основанием
претендовал культ великой местной богини, которая являлась «официальной богиней
всего царства» [20]. Такова в общих чертах концепция Михаила Ивановича
Ростовцева.
К сожалению предварительные
выводы ученого не нашли отклика среди
его современников; позднее
(Михаил Иванович стал считаться «буржуазным
историком», а в СССР возник
пресловутый «культа личности») о поднятой
им теме, по вполне понятным
причинам, предпочли «забыть».
Вернемся к основной часта нашего исследования, и попытаемся, уяснить
себе, насколько актуальны взгляды историка в свете современной науки.
В течение всей своей жизни Ростовцев
отстаивал идею огромного влияния иранского элемента на историю Боспорского
царства. Эта концепция не отвергается современными исследователями. В свое
время было отмечено, что еще с V в. до н. э. Боспор был
тесно связан с Персидской империей, а для IV—Ш в. в. до н. э.,
159
эти контакты отчетливо засвидетельствованы
[21]. Исследователи, изучающие иконографию сасанидского Ирана, говорят о широких культурных
связях между ним и скифской степью [22]. Что, между прочим, соответствует
теории Михаила Ивановича. Впрочем, некоторые положения ученого нуждаются в
модернизации. Так, иранские влияния на легитимности царской власти, на наш
взгляд, следует отнести к началу II в. до н. э. Ныне не
подлежит сомнению наличие родственных связей между скифским правящим домом и
поздними Спартокидами [23]. На основе материалов раскопок Неаполя Скифского
было отмечено, что «вся совокупность элементов неапольского южного дворца
может продемонстрировать абсолютное главенство царского рода, доведенного до
высшей точки-обожествления верховного вождя (Скилура)» [24]. Вспомним, что имя
первого боспорского правителя возведенного в божественный сан, — Перисад,
(Страбон. VII. 4.4.) то есть — чисто персидское (в переводе
Пери-сад звучит как «сын Пери») [25], то в свете зтого наша позиция не лишена
рационального зерна (время правления Перисада I — 347/346—310 гг. до н.
э.).
Вообще, подобная тема
нуждается во всестороннем изучении, тем более что в последние десятилетия вышли
в свет интереснейшие публикации, по политической истории скифов [26], практике
обожествления эллинистических монархов [27]. Имеется богатый материал для
проведения интересных аналогий.
Еще хочется обратить
внимание на загадочные царские знаки Боспора. В.П. Алексеев пришел к выводу,
что некоторые царские значки имели отношение к идее богоданности царской власти
и « были включены в Боспорские царские геральдические эмблемы, как символы
высшей небесной силы азиатских народов» (II—III вв. н. э.) [28].
Как видим, современная наука
во многом подтверждает теоретические рассуждения Михаила Ивановича Ростовцева.
Некоторые его умозаключения Ростовцева настолько опередили свое время, что их
ценность мы осознаем только сейчас, вступая в XXI ст. И,
160
кто знает, быть может, вклад гениального русского ученого в разрешение
проблемы сосуществования разных, цивилизации, поможет нам расплести, клубок
национальных противоречий, в котором ныне оказался, запутанным Крымский
полуостров.
ЛИТЕРАТУРА
1.
Бонград-Левин Г.М. Автобиографические материалы Михаила Ивановича Ростовцева
// ВДИ. 1965. №1. С. 176. Приложение 2.
2. При этом тема культурных
взаимовлияниях эллинов и вар варов в масштабах Северного Причерноморья
разработана намного полнее. См.;
Гайдукевич В.Ф. Капош СИ. К вопросу о местных элементах в культуре
античных городов Северного Причерноморья // СА. 1951 №15. С. 162—188; Андреев
Ю.В. Греки и варвары в Северном Причерноморье / / ВДИ. 1996.
№1. С. 3—17.
3. Статья Ростовцева
«Представление о монархической власти в Скифии и на Боспоре» (ИИАК. 1913. №49)
на такую роль претендовать не может. В ней нет, столь свойственного для воззрений
Ростовцева синтеза экономических, социальных и политических фактов. Собственно
говоря, это культурологический анализ произведений искусств, преследующий,
отраженные в названии статьи цели.
4.
Зуев Ю.В. Творческий путь М. И. Ростовцева (к созданию
«исследования по истории Скифии и Боспорского царства»)
// ВДИ. 1999. №1 С. 169.
5. Ростовцев М.И.
Представление... С. 22.
6. Там же, с. 18.
7. Ростовцев М.И. Эллинство и
Иранство на юге России. Пг.: Огни, 1918. С. 190.
8. Ростовцев М.И. Научное
значение истории Боспорского
царства. СПб.: Изд-во Брокгауза и Эфрона, 1914. — С.
11.
9. Ростовцев М.И. Эллинство... С. 168.
10. Там же, с. 170.
11. Ростовцев М.И. Представление... С. 29. Подробней об
этом сакральном действе см. Ростовцев М.И.
Иранский конный
бог и юг России // ВДИ. 1990. №2. С. 192—201.
12. Там же, с. 27.
13. Там же, с. 30.
14.
Там же.
15.
Свенцицкая И.С. Роль частных сообществ в
общественной жизни полисов эллинистического и Римского времени (по
материалам
Малой Азии) // ВДИ. 1985. №4. С. 51
16.
Ростовцев М.И. Скифия и Воспор... С. 201
17.
Там же.
18.
Ростовцев М.И. Эллинство... С. 183—185.
19.
Там же, с. 173.
20. Ростовцев М.И. Научное
значение... С. 14.
21.
Блаватская Т.В. Очерки политической истории
Боспора в V-IV вв. до н. э. М: Изд-во
АНСССР, 1959. С. 82—83.
22. Раевский Д.С. К вопросу об
обосновании царской власти в Парфии(« Парфянский лучник» и его семантика) //
Средняя Азия в древности. М.: Наука, 1977. С, 85. Критику позиции Ростовцева по
данному вопросу см. Ростовцев М.И. Иранский конный бог... С. 198—199. Примечание,
6—7.
23. Виноградов
Ю.Г. Вотивная надпись дочери царя Скилура из Пантикапея и проблемы
истории Скифии и Боспора во II в. до
н. э. // ВДИ.
1987. №1. С. 55—87.
24. Зайцев Ю.П. Скилур и его
царство // ВДИ. 1999. №2. С. 145.
25. Григорьев
В.В. Цари Боспора Киммерийского // ЖМВД. 1851. №10. С. 126.
26. Виноградов Ю.Г. Вотивная надпись..; Зайцев Ю.П.
Скилур.... С. 127—148; Пуздоровский А.Е. Политическая исто
рия Крымской Скифии во II в. до н. э. — III в.
н. э. // ВДИ
164
2001. №3. С. 86—119.
27. Кошеленко Г.А., Сердитых З.Б. Царский культ в
Греко-Бактрии / / Проблемы идеологии и культуры в раннеклассовых формациях. М.:
Изд. ГПИ им В.И. Ленина, 1986. С. 3—30; Самохина
Г.С. Афины и ранние Антигониды (к вопросу об эволюции культа правителя в раннеэлинистический
период) / / Античная гражданская
община. Л.: Изд. Мин. высш. и ср. спец. обр. РСФСР, 1986. С. 59—77;
Свенцицкая И.С. Роль частных сообществ...
С. 43—61.
28. Алексеев В.П. К вопросу о семантике сложных
царских
знаков Боспора // СА. 1991.
№2. С. 69.
Ранее опубликовано: Владимир Иванович Даль и судьбы русской культуры:
материалы научно-практической конференции. – Симферополь: ООО ПЦ «Московский
мост», 2003. – С. 155-163
Авторская справка.
Шевченко Олег Константинович.
Кандидат философских наук,
http://antika-vlast.at.ua/
e-mail: skilur80@mail.ru
Источник: http://www.centant.pu.ru |